Храм Нерукотворного Образа Христа Спасителя был построен в Новогорловке почти три года назад тружениками “Концерна Стирол”. Служит здесь архимандрит Тихон (Кондрашов). Первая Божественная литургия в новом храме была совершена 12 октября 2008 года. Церковь возводилась пять лет. Теперь величественный храм расписан. Общая площадь стен, подготовленных к росписи – около километра.

Роспись храма велась с начала октября 2010 года. Над ней работал коллектив мастеров во главе с Виктором Павловым – иконописцем, известным не только в Украине, но и за рубежом.

О росписи храма рассказывает его настоятель архимандрит Тихон (Кондрашов):

– Отец Тихон, в других храмах часто можно встретить и живописную роспись. Почему решили расписывать в каноне?

– С одной стороны, это дело вкуса. С другой стороны, я – приверженец канона. Наш храм построен изначально в нарышкинском стиле. Это московский стиль конца 17 века. То есть живописного академического стиля там еще не будет. Это был канонический стиль. Второе – это то, что иконостас был выполнен в рублевском стиле. Роспись храма должна была соответствовать этому.

– Почему вы решили пригласить Виктора Павлова для росписи храма?

– Во-первых, по благословению Владыки, во-вторых, – по практическим экономическим соображениям: Москва, Киев очень дорогие и далекие. А здесь есть люди, которые живут рядом, их можно будет пригласить на реставрацию. Но все решалось со священноначалием.

– Проект росписи создавал Виктор Павлов, или и Вы принимали в этом участие?

– Конечно же, спасение – во многих советах, поэтому мы даже сегодня вносим коррективы, что-то изменяем и добавляем. Сам замысел росписи алтарной части – тема Вселенских Соборов. Для этого нужны глубокие богословские знания. Поэтому Виктор советуется со мной, мы советуемся и с Владыкой.

– Можно ли православному храму обойтись без росписи и почему?

– Появление священных изображений – это помощь, это не есть необходимость. Человек может молиться и в поле. И мы знаем, что Церковь – это не храм, а люди, весь мир – это и есть храм. Конечно, храм должен быть украшен. Есть чтение слова Божия – какие-то акустические явления физики, которые воздействуют на нас. Через это мы воспринимаем благодать Божию. Почему бы человеку не воспринимать это Евангелие, эту благую весть и зрением? Недаром же говорят – лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Слово по-гречески означает еще и “мысль”, а мысль – это не обязательно только слово, это также изображение. В иконописи всегда прежде всего – мысль. Не столько фотографический слепок какого-то момента, сколько мысль. Мы видим это в иконе Преображения Господня, когда на одном образе Господь восходит на гору и сходит, а посредине – преображается перед учениками Своими. То есть, самое главное – не маленький минутный факт, не фотография, а именно мысль, образ и целостный рассказ.

– Для чего роспись освящают? Ведь на иконах изображены Господь, святые, – зачем еще и освящать?

– Освящение – это не просто окропление водой. Это, прежде всего, молитва, благодарение. В любой освятительной молитве есть слова благодарения.

Святость – это отделенность, посвященность. Освящение – первое, что должна сотворить с нами икона. Она нас должна отделить, она нас призывает к молитве. Освящение иконы – это первый раз, когда мы начинаем молиться перед ней. С другой стороны, роспись – это труд и изображение физического естества. В молитве мы исповедуем догмат иконопочитания. Мы призываем помощь Божию, чтобы Господь даровал тем людям, которые будут предстоять перед этой иконой, Свою благодать. Можно вспомнить пример преподобной Марии Египетской, когда простое воззрение на икону коренным образом изменило ее жизнь. Вот эту благодатную силу, которую не способны передать краски, дерево, бумага, мы просим, чтобы Господь даровал через эти святые образы, предметы. Освящение как бы завершает этап творения. И, опять же, всякое ли изображение является иконой? В личной моей жизни было несколько примеров, когда я отказывался освящать “иконы”, потому что они не соответствовали каким-то нормам, а некоторые были даже кощунственными, неблагоговейными изображениями. Художник, конечно, подразумевал, что там изображен Христос или Богородица, но такое изображение не будет никого освящать. Бывает и так, что вышитое крестиком или бисером священное изображение делается очень неуклюже и неблагообразно – оно тоже не может быть иконой.

– Батюшка, работа над росписью продлилась почти год. Насколько это помешало богослужебной жизни прихода?

– Мы служили в помещении духовно-просветительского центра, который был переоборудован для богослужения. Было тесновато, но все помещались. Коридорчик центра у нас превратился в притвор. В воскресные дни и в праздники всегда приходит много людей, но серьезных помех службе не было.

О том, как делалась роспись, корреспондент пресс-службы Горловской епархии побеседовал и с руководителем бригады иконописцев – Виктором Павловым, вот уже десять лет работающим над росписью храмов в Донецке, Константиновке, Славянске и даже в Польше.

– Виктор Иванович, расскажите, пожалуйста, об этапах и о технологии росписи.

– Вначале мы согласовываем идею с Владыкой, получаем рекомендации, а потом делаем эскизы. Опять же, что-то уточняем с Владыкой и настоятелем храма. Также мы согласовываем размещение композиций по храму.

Если храм только что построен, то его стены готовы к росписи. Если храму уже больше пяти лет, то со стен смывается накопившаяся сажа, чтобы на чистую штукатурку нанести роспись. Подчас этим вынуждены заниматься сами иконописцы.

Второй этап – нанесение рисунков. Изображения делаются на больших полотнах бумаги. Эти рисунки переносятся на стены. Отдельный лист натирается специальным красителем – сухим пигментом, подкладывается под бумагу с изображением, и мои ученики переводят рисунок на стену. После этого я беру уголек или карандаш и прорабатываю детали. Затем к работе над изображением приступает человек, который занимается описью фигур красками – обычно красно-коричневой сиеной или зеленой умброй. Другие иконописцы раскрывают образ, выполняется доличное письмо – одежды и все, кроме ликов, рук и ног на росписи. Я уточняю штрихи и приступаю к описанию ликов.

После этого мастера приступают к золочению элементов росписи – Евангелия, нимбов, частично фона композиции. Мы используем настоящее золото – сусальное, высшей пробы. Оно имеет благородный, глубокий желтовато-красный цвет. Чтобы подчеркнуть яркость этого золота, его оттеняют заменителями серебра, золота или натуральным серебром. Используется также белое золото для того, чтобы роспись заиграла еще больше. Например, мы использовали его, когда писали образ Спаса в верхней части алтаря. Специальный позолотчик еще до написания ликов наносит для крепления золота сухой лак, разведенный на спирту. Иногда требуется нанести лак в несколько слоев – в зависимости от подготовки шпаклевки. Затем сверху наносится лак “Миксион” (Мордан), и через двенадцать часов приступают к золочению. Тонкие листочки золота аккуратно накладываются на лак. Мягкой беличьей кистью позолотчик полирует места соединения золотых листков.

Мы используем акрилатную краску фирмы “Садолин” – она очень устойчива к влаге. Такую роспись можно помыть. Краска дает возможность проникновения воздуха – на стенах не скапливается конденсат. По светостойкости красители “Садолин” не уступают натуральным. Кроме того, акрилатную краску не нужно специально готовить – втваривать, – в отличие от натуральной. Такая подготовка – очень трудоемкий процесс, учитывая объем росписи.

В росписи мы задействуем полную палитру цветов для того, чтобы она богато смотрелась. Со времен преподобного Андрея Рублева для икон выбираются яркие цвета. Используем прием сочетания теплых и холодных тонов, как это положено в монументальной живописи. Так, если изображается зеленая одежда, то ее можно оттенить, например, кобальт-фиолетовым – получается интересное сочетание цветов.

В местах, где существует риск, что роспись может быть повреждена, она покрывается акриловым лаком. Золото ничем не покрывается – с годами оно становится очень прочным, если правильно соблюдена технология.

Эскиз потолка алтаря

– Зависит ли технология росписи от времени года?

– Однозначно. Вот в Артемовске мы расписывали храм, в котором зимой температура достигала трех градусов тепла. При такой температуре краска не сохнет. В этом случае наносился более легкий слой грунта на шпаклевку, и краска значительно быстрее проникала вглубь шпаклевки. В такой слой краска сразу впитывается и высыхает. Жесткость росписи достигалась за счет краски. Под куполом в любом большом храме зимой всегда холодно. Для этого храма мы закупили специальные материалы – жидкий утеплитель, который будем использовать.

– Расскажите о трудностях, которые возникают в работе. Что сложнее всего расписывать?

– Роспись – непростое дело. Каждый специалист знает, как лучше сделать свою работу. Мы, как художники, знаем: для того, чтобы человек, заходящий в храм, правильно воспринял роспись, всем изображениям нужно задать определенную величину. Иконописное изображение – это Евангелие в красках, которое должно читаться. Если мы сделаем слишком маленькие изображения, то старенькая бабушка зайдет и скажет: “А какой красивый орнамент здесь нарисовали!” И главную трудность составляет убедить настоятеля храма, что поступать в росписи нужно именно так. Зачастую мы исполняем то, что нам предлагается. В первую очередь – спонсором, затем – настоятелем храма. К счастью, чаще встречаются настоятели храмов, которые прислушиваются к мнению специалистов. Все должно быть построено на доверии. Тогда художник делает свое дело по-настоящему, без боязни и оглядки назад.

Но есть некоторые моменты в росписи, когда без помощи священнослужителя иконописцу не обойтись. Например, мы писали Седьмой Вселенский Собор. Очень трудно было найти информацию, кто входил в состав Вселенского Собора. В этих поисках нам помог отец Тихон.

Сложнее всего расписывать купол. Приходится работать с запрокинутой головой. А когда величина лика – три метра, и нужно в таком положении провести одну линию длиной больше метра и не ошибиться, – конечно, это сложно.

– Что изображено в алтаре, под куполом, в центральной части храма? Имеют ли эти сюжеты смысловую целостность, или каждый из них – отдельный рассказ?

– Евангелие – это целостность, где все сюжеты связаны. И храм – тоже целостность, архитектурное сооружение, которое выполнено в одном стиле. Поэтому когда мы изображаем сюжеты, располагаем роспись, выбираем порядок сюжетов, цветовую композицию и формы, в этом всем есть своя логика, и здесь важна целостность. В росписи храмов есть определенный порядок, есть сюжеты, которые пишутся только в этой определенной части храма.

В алтаре мы изобразили Первый и Седьмой Вселенский Соборы. Здесь есть логическая связь с остальными изображениями. Когда мы вспоминаем о событиях Первого Вселенского Собора, сразу возникает образ Святой Троицы. Седьмой Вселенский Собор напоминает о почитании икон. В центре – Тайная вечеря. С противоположной стороны от нее – композиция “Агнец Божий”, изображающая Младенца в Чаше. Венчает роспись изображение Спаса над сводами алтаря.

Центральная часть храма – Господская. Здесь изображены сюжеты из Евангелия – Страсти Христовы, Его чудеса.

– Виктор Иванович, всегда ли получается писать иконы такими, как Вы их задумали, и почему?

– Бывает так, что не получается написать образ. Одно лекарство от этого есть – молитва. С утра лучше не позавтракать, но помолиться. Если человек стал действительно иконописцем, то это должно быть созвучно с его духовной жизнью. Если человек духовно не готов, или плохо знает Евангелие, то ему очень сложно ориентироваться в тех композициях и сюжетах, которые он пишет. Конечно, будет не получаться. И многие иконописцы даже не понимают, почему не получается. Другой важный момент – мое внутреннее состояние, в котором я приступаю к работе. Есть такое правильное изречение: что на душе у человека – то он и изобразит. Если я пишу лик святого, и будет у меня на душе какое-то переживание, я это обязательно изображу – и даже не замечу, как. Поэтому надо помолиться, внутренне успокоиться и сосредоточиться.

Иногда у некоторых настоятелей есть такой подход к иконописцу: “Дабы не возгордился”. Есть художники восприимчивые, мнительные. И вроде бы все уже хорошо написано, настоятель видит, что вышло хорошо, но все равно скажет: “Ну, пойдет…” И тогда художник начинает переживать и суетиться, и у него, как говорится, из рук кисти валятся. Должна быть постоянная духовная поддержка. Тогда работа становится легче, и эта духовная подпитка раскроется в росписи.

– Есть ли у иконописца какие-то секреты, которые делают его работу отличной от других мастеров?

– Секреты у каждого иконописца есть – ведь каждый художник творит по-своему. С начала подготовки росписи у каждого художника свой подход к делу. Но дело в том, что в “секретах”, которые художник лично открыл для себя, зачастую секрета никакого нет. Бывает, что художник думает: “Вот так не делает никто”, – но на самом деле оказывается, что мы все делаем точно так же, потому что по-другому настоящему художнику и сделать-то нельзя. Естественно, есть отличия в раскрытии изображений. Например, можно выполнить притенения на одежде в момент прориси и затем высветлять. Но некоторые художники пишут светлым цветом, а потом делают притенение.

Эскиз алтаря храма

– Каждая икона, написанная в каноне, отличается от другой, несмотря на то, что есть строгие правила изображения. Насколько художник свободен, когда он творит в каноне?

– Внутри у каждого художника есть рвение – создать то, чего еще не было, и так, как никто не делал. И эта излишняя самоуверенность зачастую иконописцев губит, ставит в определенные рамки. По словам архимандрита Зинона (Теодора) – великого иконописца 20-го века, – иконописец должен убить в себе художника. Это не то, чтобы перестать уметь писать, нет. В икону важно не привносить свое личное творчество. Мы можем проявить творчество и пойти написать, например, этюд, воссоздать живописное полотно, даже сюжет из Евангелия. И, пользуясь информацией из Евангелия, создавать образы. В иконе нельзя этого делать. Те эмоции, которые у нас есть, зачастую передаются на икону. Но икона святого не должна быть эмоциональной, не должна выражать восторг, огорчение. Настроение – это тоже своего рода страсть. Ведь так можно писать лик святого и в то же время совершать грех. Творец у нас один – Бог. Мы, художники, – лишь исполнители. Икона пишется во славу Божию. И то, что мы изображаем, и даже то, что мы вообще этим занимаемся – Промысел Божий. Только в каноне изображается обратная перспектива. Глазами Господа надо смотреть – вначале образ видит Творец, а потом мы это изображаем.

– О чем думает иконописец в момент творчества?

– Прежде всего, иконописец должен думать о том, что он воссоздает. Не один и не два раза прочитать соответствующий сюжет Евангелия. Чтобы поменьше разговоров было во время работы, мы слушаем аудиозаписи Евангелия, Деяний Апостольских, церковные песнопения. Очень важно с молитвой писать иконы.

– Сколько человек работает в Вашем коллективе? Как Вы выбираете учеников?

– В нашей бригаде двенадцать человек. Из Краматорска и из других городов – Славянска, Донецка, Харцызска, Макеевки, Константиновки.

Ученики, как правило, находятся случайно. В Константиновке мы расписывали храм Успения Пресвятой Богородицы, и к нам подошла женщина, показала иконы, которые она пишет. Попросила, чтобы я рассказывал ей об иконописи. Я сказал ей: “Ты лучше приходи и работай”. Она попробовала, и теперь она с нами расписывает уже третий храм. Я не могу судить о том, посвятят ли они в дальнейшем себя иконописи. Были случаи, когда я не принимал учеников. Мне очень важны взаимоотношения в бригаде. Если кто-то портит настроение другим или мешает работе, это отразится на иконах. Бывает, что ученики сами уходят – чувствуют, что не смогут работать в коллективе.

– Виктор Иванович, есть ли у Вас любимые иконы?

– Когда я учился в художественном училище, было два любимых образа – Спас Нерукотворный и Николай Чудотворец. Так получилось, что на втором курсе у нас была курсовая работа, и все писали лаковые миниатюры, а мой друг – Николай Мирсков – взял и изобразил Николая Чудотворца. Мы все считали себя современной молодежью, комсомол, знаете ли, а он написал икону. И ею все восторгались. И после этого Николая Чудотворца все начали наперегонки писать – кто побыстрее и получше, так этот образ всем запал в душу.

Сейчас мне трудно сказать. Для меня все образы, которые я писал, равнозначно интересны и любимы.