Пастырь в годы безбожия

Протоиерей Димитрий Песков был известен не только на Донбассе. К его духовному окормлению прибегали люди со всего бывшего Советского Союза. С просьбой рассказать об отце Димитрие, об его жизненном и духовном пути, об особенностях его пастырского служения мы обратились к его дочери, Надежде Дмитриевне Песковой.

– Надежда Дмитриевна, отец Димитрий рассказывал Вам о том, как он решил стать священником?

– Началось все с того, что еще когда его мама в положении ходила, то в близлежащий Моденский мужской монастырь на реке Мологе приезжал отец Иоанн Кронштадтский. Жители окрестных сел передавали друг другу: “Батюшка приехал, батюшка приехал!” К нему приезжали отовсюду, выстраивались в очередь под благословение. И когда бабушка подошла к отцу Иоанну, то он сказал ей: “Подожди, раба Божия”. Благословил ее огромной просфорой и говорит: “А у тебя родится великий молитвенник”. И родилась двойня. Девочка умерла сразу, при родах, а мой папа остался. Мама же его умерла, когда ему год был. Отец утонул еще до его рождения. Он сопровождал баржу, поскользнулся, упал и ушел под лед.

Папа рос без родителей, воспитывался у старшей сестры, которая была замужем. Зять был очень строгий человек. Жили тогда бедно, овсяные блины ели, да еще и без масла. Свекровь сестры печет блины на воде, а мой папа под столом сидит. Ему тогда три или четыре года было. И когда сын выйдет, она ему даст блин и причитает: “Бедна ты, сиротинушка”. Плачет. А потом в шесть лет его отвезли на послушание в монастырь. И вот там он попал к одному отставному генералу, который овдовел и ушел в монастырь. Его племянница, Александра Павловна Кедрова, учила моего папу. Она дала ему образование на уровне лицеиста. Хотя он везде писал, что у него начальное, но дай Бог каждому из нас иметь такое образование. Отец Димитрий был и грамотный, и красноречивый.

Папа жил вместе с генералом, но тем не менее нес разные монастырские послушания. Например, пел на клиросе – у него чудесный был голос. У генерала была огромнейшая библиотека, которую папа всю перечитал. Его можно было назвать “ходячей энциклопедией”. У нас была знакомая, которая работала в отделе редкой книги. Когда начали у населения покупать литературу, то она приходила и спрашивала: “Дедушка, вот мне принесли такую и такую книгу”. Он ей сразу называет автора, рассказывает содержание. И потом говорит: “Ценности она особой не представляет”. В следующий раз она приходит и говорит: “Такую-то книгу принесли”. Он отвечает: “А это – бесценная книга”. И вот эта знакомая всегда удивлялась: “Да я за свой век никогда столько не прочту!” Когда мы приехали в Донецк и к нам кэгэбисты приходили ночами, то они все ценные книги у отца Димитрия перетаскали. Навяжут связку и уносят, и попробуй что-то сказать. У нас ничего ценного не было, только сундук с книгами. И отец Димитрий плакал об этих книгах. О книгах он плакал, а больше ни о чем. Для него что алюминиевая ложка была, что золотая – одинаково было. Материальное для него ценности не представляло.

Так вот, папа, когда в монастыре жил, из храма придет, возьмет у своего наставника книги и читает. А что не дочитает, то берет на клирос – там читать. Один раз его монах даже за ухо взял: “Окаянный”. Ругал его: тут служба идет, а он роман читает.

И когда Батюшка ослеп, то говорил, что лучше бы у него руки не было, ноги не было, чем глаз. Когда я в школе училась, то часто, бывало, сижу, книгу читаю, а он подходит, спрашивает: “А что ты читаешь? Ну, ты пока уроки сделай”. Через минуту смотрю, а он уже сам мою книгу читает. Всегда говорил: “Учитесь, учитесь, читайте, читайте”.

Моденский монастырь закрыли, когда отцу было девятнадцать лет. Кто мог, тот сам ушел, а кто был старенький, тех сгрузили на телегу, увезли и расстреляли. Если бы обитель не закрыли, то отец бы там и остался. Тогда у него ни документов не было, ничего. Но документы ему тайно сделали, и он поехал в Питер. Там поступил на фабрику. А потом, в начале тридцатых годов, голодное время было, и он вместе с тремя друзьями ходил по полю, мороженую брюкву собирал. И один из них, сын священника, говорит: “Я поеду на Украину, иначе мы здесь умрем”. Уехал, устроился там и написал своим друзьям, чтобы приезжали, так как там хоть хлеб свободно был. Они приехали и устроились на стекольный завод города Лисичанска Ворошиловградской области, теперь Луганской. Там папа и познакомился с отцом Иоанном Рудюком, который там же работал, потому что храмы были закрыты.

– Надежда Дмитриевна, не могли бы Вы подробнее рассказать о том, как отец Димитрий познакомился с отцом Иоанном?

– Тогда такие времена были, что никто никому не доверял, все боялись. А папа чувствовал, православный человек или нет. Они под Пасху работали вместе и, когда настал первый час ночи, то папа увидел, что отец Иоанн пошел в уборную, он тогда тоже за ним. И говорит: “Христос воскресе!” А тот посмотрел на него: “Воистину воскресе!” Вот так они похристосовались на заводе, чтоб никто не видел и не знал.

И когда разрешили перед войной открыть храм, то отец Иоанн позвал папу к себе псаломщиком, так как папа всю службу знал напамять. В тридцать шестом году женился. Отец Иоанн родителей и венчал. Несколько месяцев перед войной папа был псаломщиком. Потом его забрали на фронт. В сорок четвертом году отца комиссовали по болезни. Вернулся он к отцу Иоанну, а тот ему и говорит: “Владыка Никон всем телеграммы послал, чтобы искали верующих людей”. Ведь священников многих расстреляли, а многие на фронте погибли, поэтому начали всех, кто вообще близок к Церкви, рукополагать. И отец Иоанн дал ему направление в Луганск. Отец приехал на прием в день смерти матери Владыки и тоже принял участие в общей молитве. Читал, пел. Владыка зайдет, посмотрит, выйдет, опять зайдет. А потом спрашивает: “А Вы кто и откуда?” Папа отвечает: “Меня отец Иоанн Рудюк послал, который в Краснянке служит. Но я не вовремя”. “Нет, нет, Вы задержитесь”. И рукоположил его на следующий день в диакона. А через три дня – в священника. А потом папа окончил экстерном курсы богословские, сдал экзамены на отлично.

– Как отца Димитрия перевели служить из Луганска в Донецк?

– Времена тогда очень тяжелые были. Постоянно вызывали в КГБ и агитировали, склоняли к тому, чтобы доносили друг на друга, Многие священники не выдерживали и в заштат уходили, потому что предать для них было хуже смерти. Уходили в заштат и жили потом в нищете. Я помню, у нас за рекой священник был. Мизерную пенсию получал, в страшной нищете жил, и папа помогал ему. Хотя времена тогда были – сорок шестой – сорок седьмой год – это фактически голод был. И в один прекрасный момент вызвал и моего папу какой-то начальник из КГБ: “Отец Димитрий, я за Вами давно наблюдаю. И я вижу, что Вы очень порядочный человек. Мой Вам совет: как можно быстрее уезжайте. Я Вас предупредил, но взамен Вы должны меня повенчать”. После этого разговора папа всю ночь молился и думал: “Или заберут меня, или действительней он хочет венчаться”. Под каким-то предлогом взял у старост ключи от храма. Они договорились о встрече с начальником на четыре часа утра. Свет не включали, только свечи зажгли. И отец Димитрий их повенчал. После венчания тот человек ему повторил: “Уезжайте”. А уехать тогда было не так просто. Пошел папа к Владыке Никону и все ему откровенно рассказал. Однако Владыка тоже не мог его просто так перевести, но он был очень мудрый человек и придумал такой способ. Был праздник какой-то, служил Владыка, а при нем много священства, среди них – и отец Димитрий. И Владыка назначил папу проповедовать после Евангелия. А папа очень красноречивый был. Вышел он, сказал проповедь такую, что весь храм плакал. Возвращается в алтарь, а Владыка при всех: “Что, отец Димитрий, два архиерея в одном городе не могут служить”. Сделал вид, что считает отца Димитрия своим конкурентом и из зависти переводит его в другой город.

– Какой у отца Димитрия был распорядок дня?

– Вставал он в четыре часа утра. Это у него был закон. И я помню, даже когда он уже не служил, ушел в заштат, все равно вставал в четыре. И вот он ходил так тихонечко и говорил: “A лучше бы и вы пораньше встали”. Не ругался, не заставлял вставать, а ласково так поднимал. И вообще никогда нас ни по какому поводу не ругал, а все так ласково рассказывал, объяснял. Любили вокруг него собираться. Бывало, поедем в гости, все за столом сидят, кушают, а он сидит рассказывает-рассказывает, а сам не ест. Только чайку выпьет.

Вычитывал правило – молитвы утренние, акафист святителю Николаю, который знал напамять. Если служил, то шел в храм. А после службы – то погребение, то крещение, то молебен, то заказной акафист. Бывало, только в четыре вечера первый раз за стол садился, чайку попить. Никогда не говорил: “Пусть подождут”. А говорил: “Покойник ждать не будет”. Или если, например, крещение, то: “Люди ждать не будут”. Был безотказный во всем и очень добрый. Но если начинали ересь какую-то говорить, то он становился строгим.

Дома он практически не бывал, ему не давали покоя. У него с утра и до вечера люди были. Редкий день был, когда у нас никого не было. К нему приезжали со всего Союза. Он всех принимал, с каждым был ласков, внимателен, никогда не отпускал человека без угощения. От него уходить не хотели. Он, конечно, очень уставал от людей, но виду не подавал и никогда не жаловался. Бывало, приду, а у него посетители. Я благословение возьму, он мне: “Ты пришла? Ну, я скоро освобожусь”. И час, и два, а у меня дети маленькие были, захожу к нему: “Ты уже уходишь?” – спрашивает. Вот так я с ним виделась. А так – люди, люди и люди. Кроме того, у него такая переписка была. Со всего Союза ему писали: и из Крыма, и из Урала, и из Москвы, и из Питера. А если никого не было, то он сразу брал тряпочку, ведерочко с чистой водичкой и начинал все перетирать. Очень был аккуратный.

– Вы говорили, что отец Димитрий много читал, а было ли у него любимое чтение?

– В основном, читал духовную литературу, хотя любил и классику. Из святых отцов он отца Иоанна Кронштадтского очень любил, много читал, много знал о нем. Жития святых у нас читались, как закон, каждый день. Он и стихи любил, петь любил. Часто мы собирались и пели псальмы, песни духовные.

– Надежда Дмитриевна, расскажите, пожалуйста, был ли у Вашего отца духовник? С кем он поддерживал духовную связь?

– Отец Василий Белышев. Был старше лет на десять моего отца, из дворянского рода. В тюрьме сидел, но не потерял ни обаяния, ни юмора. В 24 года он овдовел, его жена скоропостижно умерла. Остался у него сын, он его сам воспитал. Внук у него был, потом и его воспитывал. Перед его смертью был такой случай. Погода на улице ужасная, и вдруг он приезжает к нам поздно вечером. “Отец Василий, что ж такое, что Вы к нам в такую погоду?” А он: “Я приехал к вам попрощаться”. И они посидели, поплакали вместе, попрощались. Родители ему: “Останьтесь, утром поедете, куда же Вы в ночь?” “Нет, нет, я поеду умирать домой”. Уехал домой и умер. Так что он нас последних посетил. Они с отцом были по духу одинаковые. На станции Рои отец Василий служил. Там и похоронен. Святой человек был.

-Надежда Дмитриевна, что Вам больше всего запомнилось в характере отца Димитрия? Что, Вы считаете, было главным в нем?

– Из того, что помню, могу сказать, во-первых, что он был очень добрый. Никогда не повышал голос. Единственное – в храме мог строго сказать, если прихожане начинали шуметь: “Мои дорогие, идет служба. Кому-то некогда, хочется поговорить – выйдите во двор”. В храме поэтому всегда стояла тишина, хождения никакого не было. А так он со всеми был ласков, и к нему тянулись.

Во-вторых, отец Димитрий не любил показухи. Так как сам он был очень бедный, сирота, то очень много помогал многодетным матерям. Но помогал тайно, так, чтобы никто этого не знал. Давал и деньги, и продукты так, что и моя мама не знала. И когда он умер, то очень много людей приходили и говорили: “Ты ж нам детей на ноги поставил”. Дом у нас невзрачный был, саманный. И когда умер, то у него ни рубля не было, как говорится, за душою, ни копеечки. Он все-все раздавал.

Или, например, такой случай был. Идет причащать домой. Приходит, а там лежат две сестры беспомощные (это в Авдеевке было). Даже печку некому затопить. Он зовет: “Так, Галина (это его помощница была, которая везде с ним ходила), узнай, кто на этой улице живет”. Галина узнает, он тогда к этим людям приходит и спрашивает: “А вы знаете, что тут больные сестры лежат?” Ему отвечают: “Да, знаем”. “Пожалуйста, зайдите, помогите. У них холодно, они грязные. Они не могут уже за собой поухаживать. Помогите”.

Еще помню, что он ко всем с уважением относился. Всегда всех по имени-отчеству называл. Бывало, когда я училась в школе и приходили ко мне подружки, то он даже их по имени-отчеству называл и на “вы” к ним обращался. – Вашего отца многие почитали как старца. Скажите, пожалуйста, помните ли Вы какие-либо случаи из его жизни, которые показывают эту сторону его служения? – Больше всего на свете он боялся всех этих слов: “старец”, “прозорливый”. Как я уже говорила, он никакой показухи не любил. Кроме того, он был такой человек, что никогда никому не навязывал ничего. Но если он что-то сказал или говорит, что он бы лучше поступил вот так, то попробуй сделать иначе, чем он сказал, – все равно не получится. Все выйдет так, как он сказал. И никогда не говорил: “Я сказал, вот делай так или вот так”. Он никогда ни на кого не повышал голос. Он всегда говорил: “мои дорогие, мои родные”. Он всегда был ласков и нежен со всеми одинаково. Помню, в последний день были у него три женщины, и он говорит: “Летите, мои голубки, мы с вами уже прощаемся, больше мы с вами не увидимся”. Каждой дал он по конфетке, провел. А потом, когда они ушли, он говорит: “Вы уберите доски, – а у нас ремонт шел, и во дворе доски лежали, – потому что через три дня здесь будет очень много людей. А если не успеете, накройте их”. Мы их тогда убрали, и через три дня его выносили из квартиры. Или такой случай: за неделю до его смерти пришел к нему Владимир, на шахте работал, очень его любил. Отец Димитрий с ним побеседовал, а потом говорит: “Владимир, на тебе платок носовой”. “Батюшка, а зачем мне носовой платок? У меня есть”. А он отвечает: “Будешь плакать и слезы проливать”. И когда папа умер, мы на шахту обратились, где, как знали, Владимир работает, а он в отпуск ушел. И когда он после узнал, то пришел и говорит: “Вот для чего Батюшка платок мне дал”. Он так рыдал, навзрыд плакал.

Я не могу сказать, что он был прозорливый. Он этого слова боялся, никогда себя не считал таковым, но бывало такое, что он чувствовал, с чем к нему люди приходили. Например, был такой случай. Вышел он один раз к церковной калитке. И стоит, ждет. Идет пара, а он им говорит: “А я давно вас жду”. Они опешили. Он у них спрашивает: “А что вы хотели?” “Батюшка, мы хотели повенчаться”. “А почему вы сюда приехали, вы же на Рутченково живете”. Они: “Да”. “Ну, вот там есть церковь. Вот туда идите. Вас кто послал сюда?” Они и примолкли. А была на Рутченково больная женщина, Лерочка ее там называли. Она в коляске сидела. Эта женщина не признавала ни священства, ничего. Сама воду святила. И вот люди к ней ходили, как к предсказательнице. Отец Димитрий говорил так: “Передайте ей, что если она не может ходить в храм, то пусть она позовет священника домой, чтобы он ее причастил, поисповедовал, чтоб она была в лоне Церкви”. Но она не хотела. Она эту пару послала специально, мол, узнает отец Димитрий, кто послал или нет. И вот он вышел к калитке и говорит: “А я вас уже жду”. Они, конечно, опешили так, что не могли ничего сказать.

А был еще такой случай. Была у нас прихожанка Ольга, ей было уже где-то тридцать два года. Приходит она к папе, плачет и говорит: “Батюшка, мне поставили диагноз – “рак”, но сказали, что оперировать уже поздно”. Он ей сразу ничего не сказал, только: “Ну что, Ольга, давай помолимся”. Он молился, молился. Потом через какое-то время она опять приходит, а он ей: “Ольга, никакого рака у тебя нет. Ты будешь жить долго”. И уже сейчас восьмой десяток ей идет. А когда она пошла опять в больницу, то врачи сказали, что, как это ни удивительно, но она здорова.

А один батюшка начал храм строить. Приехал и говорит: “Отец Димитрий, благословите мне построить храм”. Он: “А что?” “Да вот, участок выделили. Ни денег, ничего”. “Да, тяжко Вам будет. Приходите в следующий раз”. Он приходит в следующий раз. Отец Димитрий говорит: “Так, начинайте с Божьей помощью строить, но только быстро-быстро-быстро”. “Так, отец Димитрий, денег же нет”. “Вот пойдите на шахту, пойдите на завод”. И он как пошел на одну шахту – ему пожалуйста, пошел на другую – ему пожалуйста. На трубный завод пошел – ему пожалуйста. Пошел в исполком. А ему говорят: “А чего Вы написали десять тысяч, пишите двадцать, а мы Вам выделим, допустим, десять. Потому что, если Вы написали десять тысяч, мы только можем пять тысяч дать. А чего Вы не обратились к нам сразу? Мы бы Вам в центре выделили участок под храм”. И вот, только он иконостас заказал в России – и привезли ему иконостас. Только он расплатился – и сразу девяносто первый год, и все деньги поменяли. Храм построил за два года. Он ему тоже тайно помогал.

Или еще случай. Приходят к нему из Новотроицка Ольга. “Батюшка, так плохо себя чувствую. Скоро умирать уже буду”. “Ой, Ольга, а сколько ж Вам лет?” “Да седьмой десяток”. “Ольга, до девяноста будешь жить”. И, действительно, в девяносто лет она умерла. Три года тому назад умерла тоже одна из наших прихожанок, Ольга Федоровна. Она была очень худой и переживала по этому поводу. Все говорила: “Батюшка, я на курорты езжу и все равно не поправляюсь?” “Ой, Ольга Федоровна, – а он ее любил – не переживай, умрешь в восемьдесят пять лет”. И вот мы с ней были в храме преподобного Сергия Радонежского, не помню, на какой праздник. Поговорили, и я пошла в одну сторону, а она в другую. Вдруг она меня зовет: “Надежда, Надежда!” Я оборачиваюсь: “Что, Ольга Федоровна?” “А ведь я скоро умру”. “Ольга Федоровна, откуда Вы такое взяли?” “А мне батя сказал, – она его так ласково всегда называла – что я в восемьдесят пять лет умру, а мне месяц назад исполнилось ровно восемьдесят пять лет”. И через неделю умерла.

А один раз папа у меня был, а тут звонит моя приятельница и предлагает поехать на Рутченково на архиерейскую службу, так как приехал митрополит Сергий. И я ему говорю: “Папенька, Мария Афанасьевна зовет на Рутченково поехать”. А он улыбнулся и говорит: “А я на вашем месте завтра пошел бы на Ларинку”. Я говорю: “Она настаивает”. Он мне: “Ну, смотри. Но я вам советую лучше завтра поехать”. Вышла я, встретилась с ней. Стоим мы на троллейбусной остановке – ни троллейбуса, ни такси. Мы простояли часа полтора, смотрим, что уже опоздали. Тогда моя подруга говорит: “Прав был батюшка. Давай возьмем пряников и пойдем с батюшкой посидим”. Мы взяли пряники, уже заходим во двор, а его машина только раз – и за угол. Я говорю: “И что мы получили? Ни с ним не пообщались, ни туда не попали”. Она: “Да, я опять убеждаюсь.что как сказал батюшка, так и надо”.

Беседовала Александра Хайрулина